Будет кровь: Трамп объявил начало Гражданской войны в США

Именно так - президент Трамп разделил нацию окончательно и провозгласил начало Гражданской войны в США - восприняли послание Трампа 4 июля основные американские и британские СМИ. Для начала полицейские жестко разогнали индейцев, которые были против, как оказалось, чтобы Дональд Трамп провозглашал независимость на их священной земле. Нет у вас больше никакой земли. Как и у черных нет больше права на пособие по безработице, права жить, совершая преступления и мародерствуя, потому что они - "потомки рабов". Кончилось право. Терпение белой Америки иссякло. Сторонники Трампа, кстати, кричали: "White Power!" После этого Дональд Трамп в сопровождении белой Мелании вышел перед тысячами своих сторонников, среди которых тоже были практически только белые люди. Место выбрано не случайно. Именно здесь в Южной Дакоте - всемирно известный монумент, изображающий президентов Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Теодора Рузвельта и Авраама Линкольна. На фоне последних событий объектами нападок стали не только рабовладельцы Вашингтон и Джефферсон, но даже памятники не имевшему рабов Теду Рузвельту и боровшемуся против рабства Линкольну.

«Наша нация стала свидетелем беспощадной кампании по уничтожению нашей истории, клеветы на наших героев, стирания наших ценностей, – заявил Трамп. – Злобные толпы пытаются сносить статуи наших основателей, осквернять наши самые священные памятники и развязать волну насильственных преступлений в наших городах».

Трамп сообщил, что распорядился учредить «Национальный сад американских героев» – огромный парк под открытым небом со статуями «величайших американцев, которые когда-либо жили». Среди них – президенты Джордж Вашингтон, Томас Джефферсон, Авраам Линкольн, Рональд Рейган, один из «отцов-основателей» США Бенджамин Франклин, деятель Американской революции Александр Гамильтон, борец за права чернокожих американцев Фредерик Дуглас, женщина-пилот Амелия Эрхарт, евангелист Билли Грэм, борец за гражданские права Мартин Лютер Кинг-младший, темнокожий бейсболист Джеки Робинсон, юрист Антонин Скалиа, автор «Хижины дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу, чернокожая аболиционистка Гарриет Табман, борец за просвещение афроамериканцев Букер Т. Вашингтон, и пионеры авиации Орвилл и Уилбур Райт.

«Этот памятник никогда не будет осквернен», - указал Трамп на величественный монумент на горе Рашмор. – Эти герои никогда не будут испорчены. Их наследие никогда не будет уничтожено. Их достижения никогда не будут забыты. А гора Рашмор навсегда останется вечной данью нашим предкам и нашей свободе».

В своей речи Трамп выступил против «отмены культуры, изгнания людей с работы, позора для инакомыслящих и полного подчинения всех, кто не согласен. Это само определение тоталитаризма, и оно совершенно чуждо нашей культуре и нашим ценностям. Ему абсолютно нет места в Соединенных Штатах Америки. Эта атака на нашу свободу, нашу великолепную свободу должна быть остановлена, и она будет остановлена ​​очень быстро... В наших школах, в наших редакциях новостей, даже в наших корпоративных залах, появился новый ультралевый фашизм, который требует абсолютной преданности. Если вы не говорите на его языке, не выполняете его ритуалы, не читаете мантры и не соблюдаете его заповеди, тогда вас будут подвергать цензуре, изгонять, помещать в черный список, преследовать и наказывать... Не заблуждайтесь, эта левая культурная революция призвана свергнуть американскую революцию».

Намекая на ставшее популярным в США преклонение колена в знак протеста против расовой несправедливости, Трамп заявил: "Мы стоим высоко, мы гордимся и мы преклоняем колени только перед всемогущим Богом". Оставалось добавить: "А теперь возьмите в руки оружие, и дайте им понять, что мы просто так не отдадим наши американские ценности". Но сама речь, сам воинственный настрой собравшихся, намекал на это - белой Америке предстоит война с "левым фашизмом и черным расизмом". И война только начинается. Но факелы уже разгораются. Их зажигает сам президент Дональд Трамп.

@rovegosteb - https://t.me/rovegosteb/3194

Политкорректность съела Кука

Как быть с белым снегом? Запретить или пусть существует? 

---

Недавно Массачусетский технологический институт (MIT) уничтожил базу данных из 80 миллионов картинок (32 на 32 пикселя), используемую для обучения искусственного интеллекта и компьютерного зрения, процитированную более 1700 раз [1]. Причина — некоторые картинки и метки к ним сочли расистскими или оскорбительными: «предубеждения, отраженные в этих изображениях, мешают усилиям по формированию культуры инклюзивности в сообществе компьютерного зрения». Оказалось, что это важно, даже несмотря на то, что изображения не предназначены для человеческих глаз, а база данных формировалась автоматически.

Как вы знаете, в США сейчас бушуют протесты и беспорядки, искру которых зажгло убийство афроамериканца Джорджа Флойда белым полицейским. История про базу данных изображений – лишь один из множества неожиданных примеров того, как дискуссия о расизме затронула научное сообщество.

В журнале Science, помимо научных работ, публикуют и журналистские статьи, одна из которых навела меня на особенно тревожные мысли. Начинается статья с истории Арин МакГи — афроамериканки, изучающей герпетологию – науку о рептилиях. У англоязычных герпетологов есть термин «Noosing», который переводится как ‘ловля арканом или силком’. МакГи предлагает заменить слово на «lassoing», ‘ловить с помощью лассо’. Потому что ей «жутко быть единственным черным человеком, когда ты находишься в глуши, быть окруженной белыми людьми, употре​**яющими слово «Noosing»». Это слово напоминает ей о жестоких линчеваниях темнокожих людей белыми в США в XIX и XX веках.

Разумеется, вопрос, как называть ловлю ящериц, едва ли заслуживал бы публичного внимания, если бы не вписывался в более широкий тренд, который подмечает Science. В Университетском колледже Лондона обсуждают переименование зданий, названных в честь Гальтона и Пирсона. Первый ввел термин «евгеника», который он определил так: «Изучение всех факторов, находящихся под управлением общества, которые могут улучшать или ухудшать как физические, так и ментальные расовые качества будущих поколений».

Пирсон же обвиняется в том, что вывел коэффициент корреляции, названный его именем, изучая иностранную миграцию в Великобританию, и основал один из журналов, посвященных евгенике. Досталось и еще одному стороннику евгеники — пожалуй, самому влиятельному специалисту в области статистики — Рональду Фишеру. Его имя собираются убрать с витража в Кембридже. Не повезло и Карлу Линнею, который придумал способ классификации видов, используемый по сей день, но также разбил вид Homo Sapiens на расы. Некоторые научные общества хотят переименовать мероприятия, названные в честь ученого. Из биологов за евгенику досталось еще и Кларенсу Куку Литтлу. Я, к сожалению, не смог найти, какие именно взгляды на этот счет он постулировал, но узнал о его работах по изучению генетической предрасположенности к раку у различных линий мышей, а также механизмов отторжения трансплантатов.

Чтобы вы понимали, речь идет в том числе и о величайших ученых прошлого. Только недавно я использовал статистический тест Фишера в собственном исследовании. Если бы использование этого теста не было рекомендовано одним из рецензентов, я бы уже начал переживать, что статью не примут из-за упоминания неугодного имени. Линней, наверно, следующий по известности биолог после Дарвина и ученых, открывших, что ДНК представляет собой двойную спираль, — Уотсона и Крика. Причем Уотсон, как известно, также оказался в центре скандала, связанного с темой расы. Дарвин тоже не в безопасности, ведь он, хоть и был гласным противником распространенного в его эпоху рабовладения, все же называл аборигенов словом «savages», имеющим на английском следующие значения: ‘грубые, жестокие, дикари’. За это некоторые СМИ уже и его окрестили расистом.

Всю жизнь, насколько себя помню, я был противником расизма. О человеке сто́ит судить по его поступкам и достижениям, а не по цвету его кожи, полу, происхождению, достижениям его предков. Еще я всегда считал, что мир не делится на черное и белое. У всех людей есть скелеты в шкафу, идеи, с которыми кто-то будет не согласен. Только в сказках и фильмах про супергероев можно встретить как безупречных рыцарей в блестящих доспехах, так и абсолютное зло, не имеющее мотива и не заслуживающего сострадания. Ну хорошо, еще в некоторых политических агитках.

Пугает меня даже не то, что людей прошлого судят по стандартам современности, но то, что многогранная оценка личности и достижений человека схлопывается до бинарной классификации «расист — не расист», которая на волне эмоций и переживаний возводится в некий абсолют. Причем под расизмом уже давно не понимается стремление кого-то угнетать, лишать прав или унижать. Можно бороться с дискриминацией, но стоит неаккуратно высказаться — и все пропало, ты, оказывается, расист.

Верно и обратное: для того чтобы о тебе написали в журнале Science, можно совершить выдающееся научное открытие, а можно выразить популярную политическую позицию. У той же Арин МакГи я нашел ровно две публикации в Scopus. Одна научная, а другая про активизм. Самое показательное, что у статьи про науку — 0 цитирований, а у статьи про активизм — 19. Единственная статья по герпетологии нашлась через поиск по профилю в Google Scholar, и это методическая заметка на полстраницы.

Но и это не самое страшное. Сейчас в США наблюдается реальная катастрофа, связанная с коронавирусной инфекцией. Долгое время число новых случаев в день шло на спад, но вот начинаются массовые протесты, и мы видим второй пик эпидемии, который уже выше первого и продолжает расти. Тринадцатого июня вышла заметка, собравшая воедино редакторские статьи о связи COVID-19 и расизма, появившиеся в журналах Nature, Science и трех ведущих медицинских журналах [3]. Они довольно похожи по смыслу и содержанию, поэтому я приведу лишь самый яркий пример:

«Группы людей, которые рассматривают протесты как один из возможных двигателей распространения случаев COVID-19, отмечали, что это лицемерие со стороны врачей, поддерживающих протестующих сейчас, когда лишь несколькими неделями раньше они ругали большие скопления людей за распространение COVID-19. Противопоставление между протестами против расизма и контролированием COVID-19 — ложная дихотомия. Приведут ли толпы к большему числу случаев COVID-19? Да. Но к этому приводит и расизм», — пишет British Medical Journal.

Понимаете, утверждается, что расизм разжигает эпидемию в США! Но ведь нельзя же валить все беды на один фактор. В США ситуация с коронавирусом худшая в мире. При этом сложно сказать, что США какая-то особенно расистская страна. Скорее наоборот: страна известна на весь мир своей борьбой с расизмом и иными формами дискриминации. Так это выглядит как со стороны, так и изнутри, благо мне недавно довелось поездить по этой стране.

Про расизм в науке — вообще отдельная тема. Недавно тринадцать редакторов журнала Cell обнаружили, что среди них нет ни одного темнокожего и это доказывает, что в науке есть проблема расизма [4]. В качестве решения они сделали ряд эксклюзивных предложений для авторов, отличающихся цветом кожи. Мне сложно представить, чтобы человек, читающий или цитирующий научную статью, пошел проверять цвет кожи автора, редактора или рецензентов. Как раз потому, что цвет кожи в науке не имеет значения.

Если считаете, что в науке расизм — расширяйте использование анонимных подач научных статей, чтобы никто не мог сказать, что ему отказали из-за цвета его кожи или страны происхождения. Только кажется, что редакторы предлагают ровно противоположное.

---

Но самый главный вопрос, который никто не задает — научный. И я правда не знаю на него ответ. Надеюсь, что он есть у протестующих. Как влияют на отношение к расизму подобные меры и статьи? Было бы интересно, если бы кто-то из социологов провел исследование. Дать людям почитать статью Science, упомянутую в начале поста, либо нейтральную статью. И посмотреть на отношение к расизму респондентов до и после прочтения.

А как это все влияет на отношение людей к науке? Не ставится ли под угрозу имидж беспристрастности ученых, занимающихся поиском научной правды? Учитывая, что наука — международный общественный проект, не чувствуют ли редакторы западных научных журналов свою ответственность перед сообществами других стран, в которых некоторые перегибы используются воистину авторитарными политиками, выступающими против законов о домашнем насилии, оправдывающими дискриминацию людей по признаку их сексуальной ориентации или полу и проверяющими мороженое «Радуга» на пропаганду гомосексуальности, чтобы сказать народу: «Вы же не хотите как на Западе?»

Потому что идея оказаться в одном ряду с Пирсоном, Фишером, Линнеем, Уотсоном и прочими учеными, о личных взглядах которых большинство людей никогда бы и не узнало без всех этих скандалов, может показаться кому-то соблазнительней других альтернатив.

На картинке к посту, являющейся компиляцией почти 80 миллионов изображений, вы можете увидеть и несколько тысяч, которые так возмутили нескольких аспирантов, пожаловавшихся на базу данных MIT.
Источник

Update: оказывается, что по теме хорошо выступил и Лоренс Краус: https://quillette.com/2020/07/03/racism-is-real-but-science-isnt-the-problem

[1] https://venturebeat.com/2020/07/01/mit-takes-down-80-million-tiny-images-data-set-due-to-racist-and-offensive-content/

[2] https://www.sciencemag.org/news/2020/07/amid-protests-against-racism-scientists-move-strip-offensive-names-journals-prizes-and

[3] https://www.bioedge.org/bioethics/covid-19-driven-by-racism-say-major-journals/13469

[4] https://www.cell.com/cell/pdf/S0092-8674(20)30740-6.pdf

Как я торговался в Китае

Есть такой анекдот:

Собрались два бизнесмена переговоры учинить. Ну, встретились где-то в кабаке, заказали себе по рюмарю того, чего там бизнесмены на переговорах пьют; принесли им, пригубили они, значицца, и смотрят друг на друга. Молчат.

Потом один говорит:

- О’кей, предположим, Вы назвали цену, за которую хотите продать, я назвал цену, за которую хочу купить, мы оба посмеялись… Переходим к делу!

Торг на рынке в Китае приблизительно так и выглядит: наисвятейший взгляд китайца-продавца, называющего лаоваю (европеоиду, то бишь) цену в три-четыре раза больше истинной; гомерический хохот покупателя, утверждающего, что таких цен не бывает даже в самых дорогих бутиках Нью-Йорка, Парижа и Милана; картинное заламывание рук, загибание пальцев на руках и ногах с перечислением полных имён всех родственников, которые сидят на натруженной шее несчастного продавца; демонстративное швыряние столь понравившейся вещи на прилавок, резкий разворот в сторону выхода; коброобразный бросок продавца вслед, с мощным захватом за рукав; начинается непрерывное стрекотание кнопок калькулятора – продавец цену снижает, покупатель повышает; наконец - «О’кей? О’кей!»; шуршание купюр – сначала тщательно отсчитываемых покупателем, затем не менее тщательно проверяемых продавцом; и всё это под жалобные причитания на тему того, что его, бедного-несчастного китайца, обжулили, ограбили, что заставили продать ниже себестоимости, и он до сих пор не может, дурак, понять, зачем он всё это делает, разве только потому, может быть, что этот покупатель – его лучший друг… А потом он даёт покупателю визитную карточку своего магазинчика и берет смертную клятву в следующий раз приходить только к нему, и ни к кому более! Карточка берётся, клятва даётся, и стороны расходятся, безмерно довольные друг другом и собой…

И всенепременно - пара-тройка (а то и больше) восторженных зрителей всей этой комедии. Есть люди, которые просто обожают ходить на рынок именно для того, чтобы поторговаться. У меня есть приятель из Колумбии, так вот он каждый раз, когда ему нужно снять стресс, идёт и покупает себе новые часы. Ну, эти знаменитые китайские подделки, которые являются точными копиями всяких там лонжинов, брайтлингов и ролексов, знаете?

Он уже два года минимум раз в два месяца ходит в одно и то же место, к одному и тому же китайцу. Они знают друг друга прекрасно, даже пару раз уже выпивали вместе. И всё равно: каждый раз китаец говорит ему, что вот эти вот конкретные часы – чистый эксклюзив, и только ему, как другу и брату, готов их уступить по смехотворной цене 1000 юаней (100 евро), практически по себестоимости. Далее следует описанная выше сцена, цена снижается до 80-100 юаней, сделка совершается. Все счастливы, стресса больше нет. У этого моего приятеля дома часов штук двадцать уже.

Во всех торговых переговорах предполагается, что продающая сторона движется в сторону понижения цены продажи, а покупающая – в сторону повышения цены покупки. Где-нибудь посередине они сходятся к обоюдному удовольствию. Это нормально, когда покупаешь по мелочи, не зная точно реальной цены товара – если и переплатишь, то немного. Так же раньше поступал и я.

Но тут понадобилось мне закупить кучу всяких шмоток на зиму, чтобы из Питера не волочь. Гардероб подлежал обновлению процентов на 90 – затраты, прямо скажем, немаленькие. А у меня есть проблема: не умею я торговаться. То есть теоретически, конечно же, умею, да и практически тоже, когда речь о бизнесе идёт, а вот когда всякие там мелочи для себя покупать – практически не торгуюсь. При этом я знаю, что переплачиваю, я даже знаю настоящую цену, но – не хочу. Потому что лень. Точнее, времени жалко. А кайфа особого я в процессе торга не нахожу.

Ну, не люблю я торговаться!..

Но в данном случае, конечно, игра стоила свеч. В смысле, нужно было напрячься и сэкономить. Тогда я решил помыслить, и не просто так помыслить, а перпендикулярно. Или, как нынче модно говорить, «латерально». В первую очередь я понял, что надо менять свою стратегию, раз нет возможности повлиять на стратегию продавца. Что можно сделать, если процесс торга не меняется уже тысячелетия? И тут я вспомнил о системе «голландского аукциона».

Голландцы в Европе всегда считались самыми ушлыми торгашами. Будучи когда-то одной из великих морских держав, они привозили из своих заморских колоний кучу всякого экзотического барахла и распродавали на аукционах. Но при аукционных торгах всегда есть вероятность того, что покупатели вступят в сговор и купят по низкой цене. И тогда голландцы придумали хитрость.

В отличие от традиционной системы, владелец товара выставляет его по изначально завышенной цене, а потом постепенно снижает её, держа в голове некую минимальную, после которой он просто снимет лот с торгов. Кто первый крикнет: «Беру!», тот и купил. Никто не знает, какую цену продавец считает для себя минимально приемлемой, а также по какой цене готовы купить конкуренты, поэтому цена продажи на голландском аукционе всегда оказывалась выше, чем на традиционных торгах. Наверное, вступление моё несколько затянулось. Но я лишь хотел показать весь тот скорбный путь, который привел меня к моральному падению, всю глубину которого вы сможете сейчас оценить…

Первым делом я поехал покупать куртку. Приехал в торговый комплекс, который находится рядом с Шанхайским музеем науки и техники – там есть одежда лаовайских размеров. Походил, посмотрел, поотбивался от назойливых зазывал, предлагающих всякие ролексы и футболки от Армани, приглядел объект моих вожделений. Немаловажным фактором для меня было то, что в этом магазине в тот момент не было покупателей – я очень волновался, и зрители могли мне помешать. Я зашёл в магазинчик. Там у прилавка стояла девчушка, в углу сидел парнишка и болтал по телефону. Я ткнул пальцем в куртку, девушка мне её подала, я примерил. Как на меня шита. И качество хорошее – плотный верх, пристёгивающаяся подкладка из толстой шерстяной ткани.

- Сколько?

- Тысяча юаней.

- Пятьсот.

Это была именно та цена, за которую я был готов эту куртку купить. И я думаю, они были готовы её по такой цене отдать. При этом ещё и радовались бы, что "развели" лаовая. Но девушка, конечно же, начала мне рассказывать о потрясающем качестве, о том, что дешевле курток здесь вообще нет, потом, глубокомысленно нахмурив лоб, потыкала в кнопки калькулятора с таким видом, будто считала убытки, и выдала:

- Восемьсот.

Я ответил:

- Четыреста пятьдесят.

Девушка пару раз хлопнула глазами, но, похоже, не въехала – уж слишком невероятным показался ей мой ход. Она опять поныла о тяжёлой жизни в Китае вообще и ейной личной жизни в частности и скинула ещё:

- Семьсот.

Я ответил:

- Четыреста.

Она пару раз хватанула ртом воздух, как вытащенная из воды рыба, пытаясь что-то сказать, потом ошарашено посмотрела на парнишку, который как раз закончил говорить по телефону. Он почувствовал неладное, поднялся и подошёл к нам. Девушка опять посмотрела на меня, на него, опять на меня, снова пару раз открыла и закрыла рот и, наконец, выдавила из себя:

- Шестьсот пятьдесят.

Я ответил:

- Триста пятьдесят.

Всё. Её мир разрушился. Осколки этой мировой катастрофы взорвали изнутри нетренированный девичий мозг… Она жалобно залопотала что-то на китайском парнишке. Тот выслушал её и обратился ко мне на хорошем английском:

- Ты что, не хочешь взять эту чудесную, замечательную, потрясающую куртку?!! Это же лучшая куртка, которую ты можешь найти в Шанхае!!!

Я ответил ещё более экзальтированно:

- Я вижу, что это лучшая куртка в Шанхае, и я очень хочу её взять!!! Правда – очень-очень!!!! Эта куртка – моя мечта с самого детства!!!!!

- Почему же ты её не берёшь?!!

- Потому что я не готов заплатить за неё шестьсот пятьдесят юаней.

- А какая твоя цена?

- Моя цена (я подчеркнул интонацией слово «моя») очень высокая, выше неба! - Я подмигнул ему и мило улыбнулся, продемонстрировав во всей красе высокий профессионализм питерских стоматологов. - А цена, по которой я готов купить эту куртку – триста пятьдесят.

- Ну нет, это невозможно! – Он изобразил возмущение настолько естественно, что слышно было, как где-то там, на небесах, Станиславский застонал от зависти. – Я, конечно, могу скинуть ещё… Только потому, что ты мне нравишься… Пусть будет шестьсот!

Я улыбнулся ещё милее и сказал:

- Триста!

Парнишка оказался гораздо смышлёнее девушки: он впал в ступор сразу. Девушка пропищала ему что-то дрожащим голоском и ушла в угол – наверное, горевать об утраченной вере в человечество.

Парнишка похватал ртом воздух и, наконец, выдавил:

- Пятьсот пятьдесят…

Я не думал ни секунды – надо было добивать ошеломлённого противника:

- Двести пятьдесят!

- А… А… (долгая пауза) Пятьсот!

- Двести!

Девчонка возмущённо залопотала ему что-то из угла, тыкая в меня пальцем так, будто хотела пригвоздить на месте. Парнишка с трудом вернул глаза из положения ближневосточных, навыкате, в дальневосточные и возопил в праведном гневе:

- Но ведь ты же в самом начале был готов купить эту куртку за пятьсот!

- Но вы же не были готовы мне продать её за пятьсот!

- Но теперь-то мы готовы!

- Да, но теперь я не готов! Я готов купить её за двести. О’кей? Или будем дальше торговаться?

Самое сложное для меня в этой ситуации было не расхохотаться. Боюсь, сделай я так – и они выперли бы меня взашей. Но мне нужна была куртка.

- Мы не можем продать тебе её за двести… - На парнишку жалко было смотреть – он чуть не плакал.

Я понимаю, что он мог бы продать мне эту куртку и за двести – приблизительно так она и стоила с минимально допустимой для китайского рынка наценкой. Но слёзы в его глазах были вызваны другим: его, китайца, торговца в хрен знает каком поколении, какой-то лаовай "разводил". Причём "разводил" так технично, что он не мог придумать никаких контрмер. Вообще.

- Что же делать, что же делать?!! – вдруг запричитал он.

Эх, блин!.. Все мои беды – от гуманизма и человеколюбия…

- Слушай, - я наклонился и доверительно зашептал ему на ухо, – я знаю, как можно решить эту проблему. Только тебе скажу, как другу…

- Как?!!

- Вот смотри: твоя цена сейчас – пятьсот, так? – Он обречённо кивнул. – Моя цена – двести, так? – Он кивнул опять и шмыгнул носом.

Я взял из его безвольных пальцев калькулятор, повернул к нему дисплеем и набрал: пятьсот плюс двести разделить на два. Получилось, как вы понимаете, триста пятьдесят.

- Давай посередине между твоей ценой и моей, о’кей? И то – только потому, что ты мне нравишься…

Он тупо смотрел на калькулятор и молчал. То ли не мог поверить, что я вдруг проявил такую сверхъестественную доброту (он ведь уже записал меня, по всей видимости, в дьяволы), то ли всё ещё горько оплакивал свою судьбу, которая свела его с этим моральным уродом (со мной то есть.

Я встряхнул его за плечо:

- О’кей? Договорились? Хао? («хорошо» по-китайски)

Он долго и прерывисто вздохнул и прошептал: - Хао…

По-моему, девушка в углу плакала – то ли ей жалко было куртку, то ли это были слёзы облегчения оттого, что я, наконец-то, уберусь из их магазинчика.

Парнишка был реально в шоке. Я это понял, когда расплачивался. Обычно китайцы очень придирчиво разглядывают купюры, смотрят на них под разными углами, на свет, корябают ногтем, особенно ушлые даже кладут на стол, накрывают сверху тонкой рисовой бумагой и изо всех сил трут монеткой плашмя – на бумаге проступает мудрый профиль Великого Кормчего.

Парнишка же взял мои три сотенные и один полтинник так, будто они жгли его пальцы, и быстро засунул в стол. Молча упаковал куртку. Подал пакет мне.

- Большое вам спасибо! У вас очень хороший магазин - я обязательно приду к вам ещё! Карточку не дадите?

Рука парнишки дернулась, было, по инерции за карточкой, но девушка, наверное, прожгла его спину таким взглядом, что он аж поёжился…

- А… Ты знаешь, карточки у нас закончились… Как раз… Сегодня… В следующий раз дадим, хорошо?

Видно было по его глазам, что если я ещё раз приду к нему, он даст мне карточку, намазанную каким-нибудь китайским ядом. Причём особо изощрённым – чтобы умирал я долго и мучительно.

- Ну, хорошо, тогда увидимся! Спасибо ещё раз! У тебя очень хороший английский язык! – Я улыбнулся ему, повернулся к девушке, улыбнулся ещё шире. – Всего хорошего! У Вас очень красивые волосы!

На выходе повернулся, улыбнулся так, что аж заломило скулы, и помахал им рукой: - До встречи! Я приду к вам снова, я клянусь!

Они не шелохнулись. Лица их были темны.

Сердце моё пело и ликовало (наверное, я всё-таки действительно моральный урод). Я понял, что мне начинает нравиться торговаться!

Я зашёл ещё в один магазинчик, чтобы купить себе несколько свитеров – выходных и для дома, потому что зимой в Шанхае отопления нет. Выбрал несколько штук, примерил, спросил цену, назвал свою. Пожилой дядька, который там торговал, сделал свой первый ход на понижение цены, я сделал свой. Дядька просёк мою стратегию сразу. И, надо отдать ему должное, оказался гораздо сообразительнее молодёжи – опыт, наверное, сказался. После ещё одного осторожного хода (просто чтобы убедиться, не ошибся ли он в моих моральных, а точнее, аморальных, принципах) он сразу сказал:

- Погоди, погоди! Твоя первая цена, по которой ты хотел купить, была четыреста?

- Ага!

- А сейчас ты хочешь купить это за двести?

- Точно!

- Давай пополам, а? За триста отдаю!

- Как другу?

- Как брату!..

Я думаю, сказалось то, что рядом стояли две пожилые немки и один молодой янкес и с интересом прислушивались к нашему диалогу, даже бросив ковыряться в разложенных на прилавке шмотках. Дядька понял, что лучше от меня быстро отделаться, пока остальные покупатели не врубились в то, что происходит. Он так же, не глядя, швырнул мои деньги в стол, быстро упаковал всё и чуть ли не на руках бережно отнёс меня к выходу из магазина, приговаривая, что я его самый лучший и любимый покупатель, и сердечно уверяя, что будет счастлив видеть меня снова.

Визитку свою, правда, при этом не дал. Тоже, наверное, закончились. Вот прямо сейчас…

Я окончательно пал морально, до уровня «ниже плинтуса». И безжалостно растоптал души ещё трёх продавцов, купив себе по той же схеме кроссовки, ботинки, несколько футболок и тёплый халат, расшитый драконами. Я вряд ли буду носить этот халат. Я купил его просто потому, что я люблю торговаться…

Vladimir Marchenko © 2007

Восток - дело тонкое, или как надо торговаться в Турции.

- Итак, мы с вами сейчас подходим к Капалы-Чарши - это один из крупнейших крытых рынков в мире. Ежедневно его посещает свыше полумиллиона посетителей и туристов…

Вполуха слушал я занимательный рассказ нашего гида о достопримечательностях одного из красивейших городов мира – Стамбуле. Это была моя первая поездка в Турцию. В составе большой делегации, я с коллегами по работе, прибыли в рабочую командировку, а так как день приезда выпал на выходной, решили его посвятить культурно-развлекательной экскурсии по этому прекрасному городу. Я пытался впитать в себя всю эту, окружающую меня, восточную атмосферу, и не мог ею насладиться - попив турецкого кофе у мечети «Султанахмет», отведав местного деликатеса - одноименных котлеток, мы вышли на центральную оживленную улицу. Цвел май. Стамбул был умыт грибным дождем, освежен бризом Мраморного моря и необычайно колоритен туристами и своими аборигенами.

- Побывать в Стамбуле, и не побывать на Гранд-базаре? Да, вы что… Это, как будучи в Париже, сходить на Елисейские поля, и не увидеть Эйфелеву башню! - эти слова гида подстегнули всех, и мы единогласно решили прогуляться по этому историческому месту.

- В Капалы-Чарши имеется 4000 магазинов, 66 улиц, более 20 ворот, среди которых наиболее примечательными являются, расположенные рядом с площадью Чемберлиташ – центральные ворота «Нуруосманийе», на которых имеется надпись «Бог милует того, кто посвящает себя торговле». Строительство базара началось при Султане Мехмеде II, сразу после взятия Константинополя, в 1453 году …

Мы шли по одной из центральных самых старых улиц Капалы-Чаршы, и слушали гида. Я бойко смотрел по сторонам - огромное скопление людей, гомон восточного базара, различные магазинчики с разнообразным ассортиментом: туристические сувениры, ювелирные изделия и украшения, антиквариат, изделия из керамики и дерева, чего здесь только не было! А не было здесь одного – рыболовного магазина.

- А, что здесь еще есть, кроме сувениров и золота? – аккуратно поинтересовался я у гида.

- Здесь есть все! – ответила она мне. - Все, что душе угодно. Вот тут совсем рядом есть ряды с кожаными изделиями, если вы хотите, мы можем там пройтись.

- Я бы тоже посмотрел сумку!

- А я портмоне! – поддержали идею посещения отдела кожи мои друзья.

Мне было неловко, перебивая их, спрашивать про рыболовный магазин, и я, тая надежду на то, что по дороге быть может увижу магазин с рыболовным товаром, последовал за всей группой.

- Пойдемте, пойдемте вместе со мной, у меня тут один знакомый магазинчик, где я часто покупаю изделия из кожи, просто зайдем вместе, посмотрим, и если ничего не понравится – выйдем, - сказала гид, и увлекла меня с другом в один из магазинов. По пути я вспомнил, что по прогнозу погоды следующий день должен был быть дождливым, а я как назло приехал налегке – в костюме.

- А если что-то понравится? Торговаться нужно здесь, или это оптовый базар, и цены окончательные? – поинтересовался я на всякий случай.

- Это восточный базар, Адам, и не торговаться здесь нельзя.

С этими словами мы вошли в магазин.

- Ассаламу алейкум! – поздоровался я при входе.

- Элэйкюм асалам! Мар-хаба! Хэв а гуд дей! Дапро пажалават! - ответили нам из разных концов магазина несколько человек одновременно.

- Здравствуйте, это мой родственник, покажите ему, пожалуйста, лучшее, что есть в вашем прекрасном магазине, и сделайте скидку, как мне, - сказала наш гид, и переключила все внимание русскоговорящего продавца на меня.

- Конечно, что бы вы хотели купить?

Я решил подыграть, раз уж зашел, и назвал первое, что увидел:

- Кожаные куртки, какие бы вы посоветовали?

- Вот посмотрите, новинка сезона этого года… В Европе она стоит 4000-5000 евро…

Куртка мне понравилась с первого взгляда, но, услышав цену, я сделал скучающий вид, и начал смотреть другие куртки. Продавец не унимался, и вился вокруг ужом:

- Это самая последняя модель, имеются любые размеры, несколько расцветок: черный, синий, коричневый. Просто примерьте!

Я нехотя примерил.

- Чай! - сказал он какому-то мальчугану, тот исчез.

- Но меня на улице ждут друзья, мне уже пора выходить, - хотел было отказаться я, но вспомнил, что нам подсказала гид – турки смертельно обижаются, если отказать им в чаепитии – можно не выпить, но чай на столе должен стоять, и не успел согласиться, как он мне ответил:

- И ваших друзей чаем напоим, все будет хорошо. Вай-вай, как она на вас хорошо сидит эта куртка!

- Сидит-то хорошо, но цена у вас такая, что надо сначала предупредить клиента, посадить его на стул, а потом озвучивать цену, чтоб он не упал.

- Уважаемый, вас как зовут? Как мне к вам обращаться, Бей? Я же ее цену даже еще и не назвал…

- Меня Адам зовут. Но вы же назвали сумму... – хотел было я напомнить ему сказанное.

- Это европейская цена была, Адам-бей! Цена этой куртки на лучшем базаре Турции - тысяча евро.

- Ясно.

- А в моем магазине она стоит пятьсот долларов, Адам-эфенди.

Я глянул на гида, она была увлечена просмотром женских сумочек, мой друг тоже что-то рассматривал вдалеке от меня. Поддержки ждать было неоткуда.

- А какую вы можете сделать скидку на эту куртку? – робко спросил я.

- Ну, вот потому что вы родственник нашего постоянного покупателя, я вам сделаю персональную скидку - двадцать долларов!

- Понятно, спасибо, - и уже было направился к выходу, но не успел я закончить прощание, как он придерживая меня под локоть усадил за стол.

- Попробуйте чай, очень вкусный.

Я присел. Неловко отказывать в гостеприимстве. Сделал глоток, закусив рахат-лукумом, и, сам от себя не ожидая, произнес:

- Да уж, не думал, что в Турции такие горячие цены, с замороженными скидками.

- А вы, я извиняюсь, откуда, эфенди?

- Я из Чечни, из Грозного, если быть точнее.

- О-о-о!!! Чеченистан, да? Что же вы сразу не сказали, уважаемый?! У меня такой друг есть, сжав ладони в кулак, он выпятил большие пальцы вверх, чеченец – Тимур его зовут. Такой друг, такой друг!!! Мы с ним в Бельгии познакомились. Все время он к себе зовет в гости. Вот ради Тимура, я вам отдам эту куртку за 450 долларов! Берите, мне не жалко.

- Спасибо за такую скидку. Если судьба сведет с Тимуром, ему тоже передам, что благодаря ему мне сделали такое уважение, - улыбнулся я в ответ.

- Берите, берите, не пожалеете.

- Пожалеть, может, не пожалею, но в Стамбуле покупать куртку по московским ценам, как-то неразумно, вам не кажется? – парировал я.

- Вот я албанец, столица Албании – город Тирана, там у нас в любой магазин кожи, если зайдете, то дешевле 400 долларов вам никто не продаст эту куртку! Берите за 400.

- Албания от Турции далеко, Чечня ближе. Я такую куртку в Грозном могу взять за эти деньги, а то и дешевле - покраснев от стыда, высказал я ему в лицо правду-матку.

Он не растерялся:

- Хорошо, раз такое дело, могу предложить вам лучшую цену – 380 долларов. Только потому, что вы из Грозного.

- А как она под дождем ведет себя, эта кожа? Завтра по прогнозу дождь обещают, быстро промокает?

- Пойдемте, пойдемте, Адам-бей, покажу кое-что, - увлек он меня к лестнице в глубине магазина, ведущей на второй этаж. Наверху был кабинет директора магазина. Албанец позвал чайханщика, мы сели за стол выпить еще чая. Мне захотелось взбодриться турецким кофе. Принесли кофе. Следом за нами поднялся еще один сотрудник, ему были переданы инструкции по демонстрации водонепроницаемости куртки – пока мы смаковали кофе, и налаживали турецко-албанско-чеченские братские отношения, тот сотрудник честно держал куртку под напором воды из под крана.

- Вот видите, эфенди? Ничего не промокло?

- Да, не промокло. Хорошая куртка, меня устраивает. Какая финишная цена?

- Дорогой брат, 360 долларов! – взмолился он.

- Так как это первый магазин в который я зашел, то я еще пройдусь, и если не найду дешевле, то приду обратно - ответил я.

- Нет, брат, зачем вам уходить, берите ее. Дешевле не найдете нигде! Это куртка из турецкой кожи премиум-класса!

- А в какую цену она?

- Если прямо сейчас заплатите, то за 350 отдам!!!

- Хорошо. Я еще пройдусь.

- А что, 350 тоже много?

- Нет, не много. В самый раз. Я буквально в два-три магазина загляну и вернусь.

Глазе его повлажнели. Лицо поглотила вселенская скорбь.

- ТРИСТА, ЭФЕНДИ! - криком прошептал он, озираясь по сторонам, по всей видимости сам испугавшись своей скидки.

- Вот это я понимаю скидка, так скидка.

- Берете, да? За триста. Только никому не говорите.

- За триста долларов в Таджикистане на свадьбе целую неделю гуляют, вы знали об этом?

- Нет, не знал! – сделав вид, что не понял намека.

- Ну, ладно, уже вечереет, я скоро буду, - попрощался я, и направился к выходу.

Он стоял посреди магазина, как стойкий оловянный солдатик, с курткой наперевес. В дверном проеме я услышал:

- Адам-бей, я тут продавец, работаю тут уже десять лет, и впервые вижу такого редкого человека, как вы, и поэтому делаю вам уважение - скидку со своей зарплаты, я убираю свою последнюю наценку, и просто так отдаю вам эту куртку за 280 долларов.

- Спасибо, - крикнул я в воздух, - Чох тешеккюр*!!! – ступая за порог магазина. Меня кто-то схватил за локоть, обернувшись я увидел лицо с влажными глазами, скупая слеза скатилась к углу правого глаза, верхнее веко левого глаза у него неестественно подергивалось:

- На самом деле у меня дедушка из Чечни. Он чеченец – Адам его тоже звали, первый человек на свете переводится на всех языках, а бабушка моя албанка – Бужейр ее звали, переводится, как щедрая. Дед мой приехал в Турцию во времена, когда царь еще правил в России, женился на Бужейре, а потом уехал обратно в Чечню, и с тех пор мы о нем ничего не слышали. Может, ваш дедушка тоже его знал, может они в одном селе там жили?

- Не исключено, что они были знакомы. Мир тесен. Сколько? – осоловело спросил я.

- Ради их дружбы, и в память имени моей бабушки, последняя щедрая скидка в ущерб нашему магазину – ДВЕСТИ ПЯТЬДЕСЯТ!

Я вышел из магазина, и вдохнул полной грудью свежий воздух весенней Турции. Мои друзья сидели, попивая чай, в импровизированной для них чайхане, посередине магазинного двора. На полпути к ним, не успел я сделать и трех шагов, меня окликнул голос:

- Адам-бей, Адам-бей!

Я обернулся, ко мне подошел седовласый мужчина лет семидесяти. Представившись владельцем магазина, он сказал, что окончательную цену назначает он, и схватившись за сердце, страдальчески молвил:

- Двести тридцать.

- Вот это уже другой разговор, и только ради того, чтобы не травмировать ваше сердце, - широко улыбнулся я, - Беру за двести.

- Двести двадцать! - отчеканил он.

- Двести.

- Это похоже на ограбление – двести десять!!

- За то, что настроение мне подняли – двести долларов наличными, и ни курушом* больше.

- Но я же не могу продавать по закупочной цене!!!

В ответ я молча вытащил из портмоне две стодолларовые купюры.

- Сынок, только никому не говори о том, что здесь сегодня произошло!

Мы ударили по рукам. Торг был завершен.

*чох тешеккюр (турец.) – большое спасибо

*куруш – мелкая турецкая монета.